Глобальный класс, самоопределение, идентичность

Глобальный класс, самоопределение, идентичность
Рабочая демократия



Классовая и антиимпериалистическая борьба неразрывно связаны с вопросом о самоопределении и эмансипации партикулярных общественных подгрупп в рамках пролетарского движения. Это означает, что достигая своей цели по коренному преобразованию всего здания общественных отношений и освобождению от классового угнетения себя, пролетарское движение так же ставит вопрос о снятии этнического, национального, полового и т.д. угнетения как одно из условий подлинной свободы для всех и каждого.

Например, в начале прошлого века революционное пролетарское движение рассматривало вопрос о предоставлении права самоопределения этническим меньшинствам как момент и условие ускорения глобальной классовой эмансипации, в силу того, что этническое угнетение является историческим попутчиком капитализма. Примеры этнического угнетения, сопутствующего классовому угнетению буржуазного общества, в современности так же встречаются повсеместно: рохинджа в Мьянме, далиты («неприкасаемые») и тамилы в Индии, берберы в Северной Африке, курды в Турции и т.д.

Вместе с тем, было бы ошибочно чисто механистически уравнивать между собой все прецеденты угнетения малых социальных групп, приписывая им заведомую революционность. Подобный подход совершенно порывает с сутью марксистской диалектики. Конкретные акты насилия не существуют сами по себе и не могут рассматриваться через некую внеисторическую абстрактно-моралистическую призму или через ультралевацкое (в худшем смысле слова, описанном еще Лениным [1]) требование сиюминутной всеобщей эмансипации «здесь и сейчас», без оглядки на контекст местных общественных условий и мировое соотношение классовых сил.

Исторически революционное пролетарское движение достигало своих целей при условии что оно, будучи международным по своему характеру, выстраивало тактику борьбы в конкретных странах с учетом специфики их общественной ситуации, местного соотношения классовых сил. Это означало решение конкретных локальных тактических задач в жесткой привязке к контексту международной борьбы пролетариата. Опыт великих революционных движений XX века (Россия, Китай, Куба) наглядно показал, что только такой подход и может быть единственно успешным. То же самое справедливо по отношению к вопросу культурного угнетения. Лишь рассмотрение форм угнетения меньшинств и политического ответа на него в контексте отношений производства современного глобального капитализма, его исторической динамики, с учетом региональной, субрегиональной и национальной специфики может быть условием для адекватного ответа на насущные вопросы международной и локальной тактики революционного движения на настоящем этапе.

В современных условиях пролетариат и буржуазия противостоят друг другу не просто на уровне национальных государств с их партикулярными соперничающими экономиками, но в контексте мировых (глобальных) отношений производства. Глобализация, формирование глобальной системы разделения труда и преобладающей в масштабах всей планеты системы товарного производства меняют контекст нашей борьбы как на мировом, так и на местном уровне. В этом смысле для нас, марксистов, было бы губительным продолжать придерживаться устаревшего подхода, характерного для времен Первой мировой войны, когда наши революционные ожидания были обращены в сторону ведущих империалистическим держав. Вопреки изначальному прогнозу Маркса революции произошли не в ведущих капиталистических странах, но на периферии.

Вместе с тем, отношения производства и соотношение классовых сил в странах империалистического Центра претерпели глубокую трансформацию на протяжении XX века. Постараемся в самом общем и грубом виде описать динамику этой трансформации (подробнее – см. в списке теоретической литературы).

Можно выделить два этапа становления современного положения ведущих империалистических государств:

I) 1920-1970-е годы: «Компромисс» между буржуазией и рабочим классом стран империалистического Центра, первоначально возникший как реакция на революцию 1917 г. в России. Этот период характеризуют экономические и политические уступки рабочему классу ведущих капиталистических держав со стороны местной буржуазии с целью нейтрализации «красной угрозы» на собственных национальных территориях помимо инструментов прямого насилия. В сочетании со стремительным экономическим подъемом после Второй мировой войны, политика этого периода создает условия для небывалого исторического снижения разрыва в материальном положении рабочего и буржуазного класса в этих странах на фоне пика развития средств производства и удельного веса обрабатывающей промышленности в экономиках ведущих капиталистических держав. Обычно, этот период описывается наименованием экономической доктрины кейнсианства или политическим термином «государства всеобщего благосостояния» (социального государства);

II) С 1980-х гг. до настоящего времени: период «неолиберализма» и становления глобального капитализма. Характеризуется тремя моментами: 1) Отступление угрозы социалистических революций и капитуляция международных социалистических центров (в первую очередь – СССР и КНР); 2) Кризис кейнсиансой модели; 3) Реорганизация экономик ведущих капиталистических стран в глобальном контексте после первого «нефтяного шока» (1973-74 гг). Кроме того, в этот период свой завершенный вид получают транснациональные корпорации (ТНК) — наиболее поздняя мировая форма капиталистических предприятий. Вопреки распространенному мифу о формировании в этот период «постиндустриальной экономики» (идеологически концептуализированной буржуазным социологом Д. Беллом), реально происходит реконфигурация разделения труда в глобальном масштабе. Удельный вес пролетариата в населении мира в абсолютных и относительных цифрах не снижается, но возрастает (к этому вопросу см. статью «Глобальный класс и постиндустриальное общество» в паблике «Рабочая Демократия»). Вместе с тем происходит аутсорсинг индустриальных предприятий за пределы стран капиталистического Центра. В систему глобального капиталистического производства вовлекается пролетариат бывших «социалистических стран», а так же, через посредничество локальной буржуазии, происходит пролетаризация населения стран капиталистической периферии (формирование «новых индустриальных держав»).

На втором этапе, несмотря на деиндустриализацию и возрастание материального разрыва между беднейшими и богатейшими группами населения, общее аккумулируемое богатство стран капиталистического Центра продолжает возрастать. При этом формируется радикальный разрыв в материальном положении еще существующего рабочего класса Центра и массового рабочего класса индустриальных окраин. Это есть ни что иное, как конкретное материальное выражение неэквивалентного обмена между Центром и периферией. Фактически, население стран Центра становится коллективным бенефициарием глобальной системы капиталистической эксплуатации. Сверхэксплуатация стран Третьего мира становится условием относительной стабилизации или улучшения (при положительной конъюнктуре) материального положения значительной части населения ведущих империалистических держав, что обеспечивает сохранение в них межклассового консенсуса, нейтрализует общественные условия для социальной революции.

Процесс этого глобального общественно-экономического перехода в 70-80-е гг. очень чётко был проанализирован школой мир-системного подхода; эта же школа в лице таких исследователей как Пребиш, Галтунг и Амин, показала, что речь идет не о стадиальном переходе, а о структурной перестройке глобальной системы товарного производства и распределения. В таких материальных условиях, немногочисленный (в мировом масштабе) рабочий класс Центра, будучи соучастником глобальной эксплуатации, становится незаинтересованным в кардинальном преобразовании существующего порядка, он теряет всякий революционный потенциал. В то же время на капиталистической периферии и полупериферии пролетариат становится численно преобладающим общественным классом.


Международная классификация школы Мир-системного подхода (2014 г.)

Следовательно, в условиях глобального капитализма, топография потенциала социалистической революции смещается вслед за удельным весом глобального пролетариата. На настоящем историческом этапе революционный класс, который производит большинство благ мира, но, будучи угнетенным, эксплуатируемым и отчужденным, не имеет иного выхода кроме ликвидации «всего существующего положения вещей», преимущественно расположен там, где мы традиционно отмечаем мировую капиталистическую периферию (в первую очередь - в Азии). Именно на современной периферии и полупериферии глобального капитализма существует потенциал для построения основ социалистической революции.


«Наименее развитые страны» — последняя очередь глобальной индустриализации
В странах Центра практическая реализация политико-экономической программы марксизма и рефлексия на глобальные отношения производства часто не выходит за пределы догматики прошлого века (будь то «большевистская» или ревизионистская догматика). В попытках дать ответ на ошибки и исторический провал старой догмы, европейские теоретики стремились создать эрзац классовой революции. Иногда таковым становится национальный вопрос: например, референдумы в Шотландии (2014) и Каталонии (2017) рассматривались как политические события открывающее путь локальным левым силам. Хотя в Каталонии все же существовал относительно мощный левый политический фланг, левые интеллектуалы и активисты часто совершенно игнорировали классовую базу референдумов, представлявших собой борьбу привилегированных территорий и социальных групп за сохранение своих привилегий. Если суммировать кратко: в этих случаях произошла серьезная недооценка объективных материальных условий и классового контекста политических событий.

Итак, в настоящее время мы имеем дело с тем фактом, что подавляющее большинство немногочисленного рабочего класса (хотя, конечно, тут могут быть исключения) в странах капиталистического Центра категорически отвергает революцию и борьбу против империализма как свой классовый интерес. Их инкорпорируют в систему буржуазной власти официальные институты собственных национальных государств и наднациональных объединений (e.g. Европейского Союза), обеспечивая им выгодное положение в рамках глобальной системы разделения труда и неэквивалентного обмена между странами Центра и периферии. Представители рабочего класса империалистических стран соучаствуют в глобальной эксплуатации и являются её выгодоприобретателями. Они этого не осознают, но они это делают. В краткосрочной перспективе мировая пролетарская периферия и полупериферия не могут рассчитывать на них как на союзников мировой революции - в нынешних условиях они стоят по другую сторону глобальных баррикад. Такое положение дел может измениться, но сама эта возможность не должна перечеркивать в наших глазах существующих фактов.

Не побоюсь повториться, так как это факт следует всегда помнить когда мы говорим о современных материальных условиях: разница между экономиками Первого и Третьего мира не стадиальная, а структурная; рабочий класс Первого мира именно потому является частью наиболее благополучной в материальном прослойки на планете и именно потому в Первом мире есть многочисленный средний класс, что трудящиеся южной и юго-восточной Азии прозябают в нищете и работают в «потогонках» (англ. sweatshop, фр. atelier de misère) в бесчеловечных условиях.

С угасанием революционного рабочего движения в Первом мире, еще одним выходом для «левых» теоретиков стал поиск отдельных угнетенных групп меньшинств, которым они отводили роль революционного агента. Особый вклад в это внесли представители школы, обыкновенно именуемой «критической теорией» (это, конечно, не означает, что вообще все изыскания данного теоретического направления должны быть нами отброшены, но они требуют крайне критичного отношения — прим.) В 70-80-е годы были выдвинуты идеологемы реализации безгосударственности в отдельных анклавах «здесь и сейчас»[2], эмансипации через сексуальную революцию и доктрина антикапиталистической радикализации групп, выражающих повестки идентичностей в странах Центра. Именно таким группам Герберт Маркузе присвоил роль универсальных эмансипаторов в своем эссе «Репрессивная толерантность». Проблема Маркузе заключалась в том, что, будучи интеллектуалом страны Центра, он был неспособен сделать следующий шаг после констатации того факта, что его соотечественники из рабочего класса объективно незаинтересованны в социальной революции: ему следовало сделать всего один шаг далее, чтобы констатировать, что его соотечественники как таковые, будучи бенефициарами империализма, не заинтересованны в подлинной революции.

В Соединенных Штатах в 60-70-е годы существовало ожидание радикализации через повестку борьбы против расовой сегрегации. В этом смысле, например, у партии «Черные пантеры» существовал действительный потенциал революционного движения. К сожалению их усилия провалились, их борьба была проиграна, а их символизм и идентичность превратились в коммерческий фетиш для современных поп-исполнителей. Правящий класс США продемонстрировал достаточную гибкость и способность к политическому лавированию, к своевременному политическому подкупу и манипуляции, чтобы даже большинство черного сообщества США не встало на революционные позиции «пантер» (об истории и трагическом конце партии «Черные пантеры» см. статью Николая Сосновского «Desdemona must die!»). В конечном счете и Малькольм X, и Бобби Сил, и Хьюи Ньютон, все настоящие черные революционеры США оказались обречены на поражение. Эти люди были великими черными лидерами и, в конечном счете, они были повержены. Сейчас только Чак Ди звучит слабым отзвуком смычки движения черного населения США с революционным коммунизмом.

Однако, было бы неверно списывать все лишь на частную неудачу. Необходимо отталкиваться от объективных материальных условий. Даже если бы мы представили себе, что все угнетенное черное сообщество США в едином порыве встало бы на позиции своих революционеров, то обнаружили бы, что черных американцев численно недостаточно для осуществления пролетарской революции. Более того, даже соединившись в своих революционных усилиях с уничтожаемыми правящим классом коренными народами Америки, они едва ли смогли бы противостоять мощи военной машины и полицейского аппарата США. Героическая смерть одиночек почетна, но она мало что значит для дела революции и едва ли большинство культурно угнетенных жителей США готово обменять её на свою жизнь, если им есть что терять при отсутствии реальной революционной перспективы.

Революцию осуществляют трудящиеся массы, независимо от цвета кожи, пола, сексуальной ориентации и т.д. потому, что у них нет иного выхода из существующего материального положения. При всей воле и политической активности, узкие группы, придерживающиеся партикулярной повестки, исторически обнаруживают не способность стать подлинным революционным агентом.

В современности как ультраправые, так и номинальные ультралевые радикалы в странах капиталистического Центра актуализируют вопрос нации и идентичности, хотя явление политики идентичностей до определенной степени проникает и и на периферию: например, в России её левый фланг представлен несколькими леволиберальными течениями, а правый фланг наиболее ярко представлен одиозной фигурой основателя НБП и ЕСМ Александра Дугина. Вместе с тем, группы правых и левых догматиков все мельчают и мельчают. Они демонстрируют систематическую неспособность к ответу на существующие реалии и становятся все более иррелевантны в своей повестке. Они вынуждены тащиться в хвосте откровенных реакционеров или либералов – двух граней буржуазной политики. Более того, левые в странах Центра считают, что нашли некую принципиально новую социальную опору – так называемых «прекарных рабочих» (прекариат). Словно во времена Маркса не было ничего подобного! С их точки зрения, отсутствие регулярной занятости на производстве в стабильном коллективе - есть что-то новое, хотя именно таким было положение огромной части рабочего класса в XIX веке (см. Энгельс «Положение рабочего класса в Англии»). Если это и демонстрирует что-то, то глубокую оторванность этой публики от исторических реалий положения трудящихся, ибо то, что они рассматривают как нечто чуть ли не переворачивающее все с ног на голову, есть лишь перерождение старого в новом контексте.

Кроме того, в странах Центра, политика базирующаяся на частных вопросах эмансипации выстраивает повестку которая, будучи доведенной до своего логического завершения, подразумевает фрагментацию и ослабление рабочего движения. В рамках такой политики частные эмансипационные повестки выставляются как универсальные и первостепенные, а подлинно универсалистские клеймят как якобы «консервативные». Тут уже не стоит вопроса о том, что бы интегрировать вопросы снятия частных моментов угнетения в повестку классовой борьбы, но отторгнуть саму классовую борьбу как выражение марксистского «консерватизма» или даже «тоталитарности», как нечто противоположное «прогрессивности». «Немного экономических улучшений тут и там, но только не классовая борьба! Задача левых - критиковать иерархические элементы культуры и заниматься эмансипацией маргинализированных общественным мейнстримом групп» - в этом суть леволиберальной политической тактики (этот поворот западных левых в свое время очень содержательно был раскритикован Кагарлицким в статье «Самоубийство New Left Review»).

Более того, частью этой публики был воспринят подход в духе оголтелого культурно-социального расизма и стигматизации по признаку пола, цвета кожи, расы, религии и т.д. Подыгрывая своему собственному отражению (правым) эти политические группы в своей общественной практике в странах первого мира всюду требуют разделения из соображений «сохранения безопасности» или удержания «должной» социальной дистанции. При этом классовый аспект общественных отношений частично или полностью отходит в сторону - вопрос ставится не о снятии противоречий капитализма, а о некотором объеме «культурных» уступок со стороны правящего класса. В этом есть определенная логика если исходить из того, что задача состоит не в объединении революционных усилий разных групп и индивидов под знаменем глобальной пролетарской борьбы (в которой они выражают свои классовые интересы), но в разделении и (в конечном счете - неполной) реализации интереса отдельных групп в ограниченных территориальных рамках.

Помимо прочего, леволиберальная политика, опирающаяся в первую очередь на зыбкую почву культурных исследований, содержит в себе своеобразную морально-этическую перверсию которую я ранее описывал в небольшой заметке для /rebelzine. Честный расист империалистических стран в XIX-XX вв. воспринимал «дикаря» с периферии как нечто зловещее и дурное; современный «прогрессивный» латентный расист приписывает другому однозначно положительные признаки, лишая его права права быть аутентичным человеком - противоречивым в своих общественных, этических и т.д. проявлениях. Ирония заключается в том, что человек другого цвета кожи, выходец из другой культуры, в реальности приемлем для «прогрессивных» интеллектуалов только как отражение самих себя в кривом зеркале - если он говорит на том же «прогрессивном» языке и напрочь лишен грубого отпечатка особенностей своей общественной среды включающей крайнюю бедность, эксплуатацию и грубость повседневного быта. Проблему крайне удачно описал Славой Жижек в ходе конфликта по поводу его якобы расистских и сексистских высказываний на Left Forum 2016.

Что бы наглядно увидеть как это работает, спросите «прогрессивного левого», гошиста, когда в последний раз он или она пытались наладить контакт не с представителями относительно материально благополучной и «цивилизованной» прослойки (менеджерами, студентами, интеллигенцией), а с представителями иной культуры из низших трудящихся слоев общества (гастарбайтерами, собственными беднейшими соотечественниками и т.д.) Еще лучше - попытаться свести их с последними напрямую и вы увидите полный ноль коммуникации и плохо скрываемое отторжение. Настоящие пролетарии для них чужие; в глазах либерала, слегка помазанного миром левизны, беднейшие рабочие будут представлять грубость и грязь. Они «не прогрессивны», их пролетарское бытие отнюдь не «окультуривает», но огрубляет их (так как бедность есть не только материальная, но и морально-этическая катастрофа). Так же видит этих рабочих и представитель правящего класса. В этом заключается неприятная правда, которую следует усвоить - стихийная общность восприятия рабочего класса представителями правящего класса и «прогрессивной» публики отражает глубинную общность их интересов, так как они принадлежат к общественно-экономической реальности капиталистического Центра, в то время как рабочие принадлежат к общественно-экономической реальности периферии и полу-периферии.

В условиях глобального капитализма человечество принципиально не едино, оно разделено на два противостоящих друг другу класса, и линия разделения проходит даже не по государственным границам, а по телу глобального общества, там где оно разбивается на две основные группы - эксплуататоров и эксплуатируемых. В этом смысле, будучи примененным к современным условиям, классовый подход марксизма сохраняет свою эмансипационную универсальность. Это не означает упрощения и сведения угнетения лишь к классовому аспекту, хотя именно классовый признак есть та фундаментальная почва от которой нам следует отталкиваться в борьбе с частными моментами угнетения. Группы меньшинств могут быть представлены как в рамках класса-эксплуататора, так и в рамках класса эксплуатируемых. Это означает ни что иное, как то, что для части рабочего класса эмансипационная повестка должна быть расширенна по отношению расы, пола, сексуальной ориентации, этничности и т.д.

На самом деле, это означает для нас более комплексный подход к вопросам глобального угнетения. Общественные условия Первого и Третьего мира не равнозначны друг другу. В третьем мире женщины и группы меньшинств сталкиваются с объективно иной ситуацией, нежели резиденты стран империалистического Центра. Сталкиваясь с угнетением со стороны большинства в своих странах, они также страдают от империализма и глобальной эксплуатации наряду с большинством. Афро-американцы страдают от угнетения в США, но группы африканских меньшинств страдают от внутреннего расового угнетения и империализма. Расовое притеснение в этих двух случаях действует в разных материальных условиях. Угнетаемые в странах периферии, также угнетаются империализмом. Следовательно, принципиально неверно говорить о равнозначности между меньшинствами в разных частях планеты.

Итак, на глобальном уровне существует первостепенное противоречие - между эксплуататорским Центром и пролетарской периферией. Оно представляет глобальную экстраполяцию противоречия между буржуазией и пролетариатом. Через призму этого противоречия должна выстраиваться тактика глобальной пролетарской борьбы. Глобальный класс трудящихся, с целью победить, должен объединяться на базе классовой борьбы и устранять частные моменты угнетения в рамках пролетарской революции. Фрагментация на малые группы по признаку идентичности означает ослабление пролетариата перед лицом империализма, она оказывает прямую услугу интересам глобального капитала. Признание разнообразия внутри пролетариата, не должно снимать вопроса о единой антикапиталистической борьбе.

Если революция произойдет в эксплуатируемой стране, то перед ней неизбежно встанет проблема борьбы на двух направлениях - против своей реакционной национальной буржуазии и обороны революции против империалистического Центра. По мере решения этих первостепенных задач, должна разворачиваться борьба за доведение революции до логического завершения - за снятие любых частных аспектов угнетения в рамках социалистического общества. В этом смысле, полностью гарантируя права национальных и этнических меньшинств, революция должна распространять на них повестку классовой борьбы, способствовать вхождению малых народов в социалистический ореол, а не превращению их в малые буржуазные нации, которые станут еще более легкой добычей для империализма.

Это также означает что революционные правительства отдельных стран должны будут приложить максимальные усилия для того, что бы тесно связать между собой экономики этих стран с целью взаимного укрепления. Будучи связанным живым экономическим общением, глобальный пролетарский класс разных частей света станет только сильнее в своем единстве и борьбе против угнетателей. Нельзя так же отбрасывать идею коллективной обороны революционных правительств. Это означает организацию именно совместной обороны равных, интеграцию и сотрудничество, а не военный диктат одной нации над другой. Так как империализм является врагом всех угнетенных народов - все они заинтересованы в победе над ним; в этом смысле, быть может, не стоит быть пуристами и ожидать идеально похожих друг на друга революций в будущем, так как в каждой конкретной стране существуют особые социо-экономические проблемы, которые будут определять разнообразный характер внутренней политики революционных правительств. Исходя из современного положения классовых сил, подобный революционной блок в перспективе может сформироваться лишь на пролетарских окраинах (в странах периферии и полупериферии).

Угнетенные мира должны объединиться в своем противостоянии их угнетателям. Они не должны быть фрагментированы и разбиты по линии политики идентичностей. Разделение - в интересах глобальных эксплуататоров, стран Центра. Они могут позволить себе идти на мелкие уступки меньшинствам внутри собственных сообществ, при условии сохранения существующего международного порядка. Отказ же от классовой борьбы и доминирование политики идентичностей в её правом или левом варианте - одно из условий сохранения этого порядка.

Булаев Олег

Революционная Рабочая Партия

_____________________________________

Теоретическая литература:

I. Пребиш Р. Периферийный капитализм: есть ли ему альтернатива? (1992 г.)

II. Galtung J. Global Projections of Deep-Rooted U.S Pathologies (1996)

III. Амин С. Imperialism & Unequal Development

IV. Амин С. Accumulation On A World Scale

V. Anwar M. Shaikh “Explaining the Global Economic Crisis: A Critique of Brenner” (1999 г.)

VI. Анвар Шаикх. Foreign Trade and the Law of Value, Part I

VII.Анвар Шаикх. Foreign Trade and the Law of Value, Part II

VIII. Аддо Г. Imperialism: Permanent stage of capitalism (1986 г.)

Сноски:

Ленин В.И. Детская болезнь левизны в коммунизме
Чему наследуют нынешние анархические сквоты, занимающие свое органичное место в рыночной экономике.