Революция не от мира сего

Праздник непослушания – от Парижа до Пекина…



Первомайские демонстрации во Франции в этом году отличались многолюдностью, не вполне мирным характером и некоторой долей ностальгии, выразившейся в плакатах «1968 – можем повторить!»
Апелляция к полувековой давности событиям «красного мая» вызвала, разумеется, приступ умиления у леваков самых разных направлений и расцветок. Мол, «есть ещё порох в пороховницах», «революцию не ожидают»… и всё такое.
Однако восхищение «красным маем» оказывается делом двусмысленным, поскольку сами «идеалы 1968 года», мягко говоря, сомнительные.

Начнём с ностальгических воспоминаний. Одно из них выглядит так: журналистка из России гостит у некоей насквозь буржуазной французской бабушки. Бабушке уже за семьдесят, но держится она молодцом, благо, что средства позволяют: особнячок у моря, «бентли» в гараже, бриллиантик в колечке… При этом, несмотря на всю косметическую хирургию, заметно, что у бабушки когда-то в юности был сломан нос. Русская журналистка этим фактом вежливо интересуется, ожидая услышать что-то про ревнивца-любовника, а бабушка сладко потягивается и выдаёт: «Это отметка 1968 года. Были еще два выбитых зуба… зато я прокусила полицейскому руку».
Как говорится – ап! Бабушка-то не в Сент-Антуанском предместье родилась и не с нуля начинала. А вот, поди ж ты – представительница «золотой молодёжи» тоже в «нежданной революции» поучаствовала.
И вот тут возникает вопрос, даже два: что же это за революция такая и чего ради бунтовала «золотая молодёжь» в том «красном мае»?
Вопросы эти не праздные, благо, что ностальгирующие по 1968 году леваки не забывают и про пинки в адрес «традиционных» и «заскорузлых» просоветских коммунистов – мол, прозевали революцию, упустили шанс прийти к власти, «просто не хватило воображения»… и так далее.
Ну что ж, давайте про воображение и всё прочее. Студенческий бунт в Латинском квартале потому и запомнился публике, что одними только студентами дело не обошлось. После очередной драки с полицией 11 мая профсоюзы призвали к забастовке в поддержку студентов и сами обалдели от успеха предприятия: в считанные дни к стачке примкнули десять миллионов человек (едва ли не треть всех работающих).
Если смотреть со стороны, то да, «настоящая революция», но на самом деле всё было далеко не так красно-радужно. Рабочие действительно поддержали студентов, но не ради «революции», а по соображениям гораздо более приземлённым. Требования пролетариата укладывались в формулу «40-60-1000» (40-часовая рабочая неделя, пенсия в 60 лет и минимальная зарплата 1000 франков в месяц). Когда правительство де Голля эти требования согласилось удовлетворить, всеобщая забастовка закончилась так же быстро, как и началась.
Хотя надо признать, что по первости многие заводские коллективы заявляли, что «40-60-1000» их уже не устраивает, и требовали создания «народного правительства». Вот только кто бы это правительство возглавил?
Здесь и начинается самое интересное. Тогдашние французские коммунисты прекрасно понимали, что никакой революционной ситуации в стране нет (да и откуда ей было бы взяться при нулевой безработице и стабильном росте доходов), что «революционный» угар, в котором живёт Париж – дело ненадёжное, что силовые структуры сохраняют верность де Голлю…
Зато р-р-революционные студенческие лидеры требовали «революцию здесь и сейчас», и уже заявляли, что студенты – это руководящая и направляющая сила, которая должна вести за собой рабочих, «не способных подняться выше тред-юнионистского сознания»....
Всё это выглядело очень красиво, но 29 мая 1968 года де Голль… просто исчез. В течение нескольких часов никто не мог найти президента. Его не было ни в Елисейском дворце, ни в загородной резиденции.
Самое время брать власть? Ан-нет. Очень скоро де Голль «нашёлся» в расположении… французских оккупационных войск в Германии. И французские генералы в 1968-м (в отличие от генералов русских в 1917-м) не стали уговаривать главу государства отречься от власти «во избежание», а выразили полную поддержку и готовность, если что, отдать приказ стрелять на поражение.
И всё тут же завертелось в обратную сторону. 30 мая де Голль вернулся в Париж, объявил о роспуске парламента и назначении новых выборов, объявил префектов полиции «комиссарами республики» и призвал всех добрых французов противостоять «коммунистической анархии».
И надо ж такому случиться – в «р-р-революционном Париже» тут же вышли на улицу до 800 тысяч сторонников де Голля, а по стране поползли слухи о движении войск к Парижу. Слухи, впрочем, не подтвердились, но «революция» на этом всё равно закончилась.
Как только в воздухе реально запахло порохом, всё «движение» как-то очень быстро сдулось, а внеочередные выборы принесли оглушительный успех голлистам, которые впервые получили абсолютное большинство в парламенте.
А теперь представим на минуточку, что 29 мая французские коммунисты тряхнули бы стариной, собрали бы очередной митинг и заставили Национальную Ассамблею отправить правительство в отставку, объявить де Голля низложенным и назначить «народное правительство».
Ну, и что бы это правительство стало делать, когда семь моторизованных дивизий двинулись бы из Страсбурга на Париж? Что тогда? Вооружать «коктейлями Молотова» студентов, которые в большинстве своём были выходцами из вполне себе буржуазных слоёв, или… что?
За какие идеалы в таком случае пришлось бы прелагать умирать французским пролетариям?
Да вот за такие… Имеет смысл вспомнить, с чего вся студенческая буза началась. А с того, что в университетском кампусе в Нантере общежития решили разделить на мужские и женские, с чётким режимом контроля посещений для посторонних.
Такого «насилия над личностью» молодёжь, понятное дело, вынести не могла. Отсюда и один из майских лозунгов: «Свобода! Равенство! Секс!». Ну, или другой крик мятежной души французских студентов: «Мы не рискуем умереть от голода, но рискуем умереть от скуки!» Или апофеоз: «Звонок будильника – первое унижение за день!»
Оно конечно – делать такую «революцию» гораздо веселее, чем готовиться к экзаменам... особенно если маман и папа всегда ждут тебя к сытному ужину, а весь риск борьбы сводится к выбитым зубам или сломанному носу. Праздник непослушания – это ведь так весело...
Однако имеет смысл напомнить, что в мае 1968 года на другом краю планеты тоже бушевала «революция», и тоже «культурная», и тоже её главной силой были студенты. Им тоже скучно не было, хотя и риски там были поболее: столкновения между разными группировками хунвэйбинов в Ухани или Гуанчжоу были куда более кровавыми, чем парижские (в «красном мае» погибли два человека: студент и полицейский).
В своё время Маркс писал, что «революция – это праздник для угнетённых». Но праздник празднику рознь. «Революция» под «руководством» недоучившихся студентов и абсурдными лозунгами, подходящими больше для какой-нибудь современной «монстрации» – это не революция, а балаган. Тоже, конечно, весело, вспомнить забавно, но к реальной жизни отношения не имеет.
Повторять такой опыт не стоит. Тем более, что и повторять некому. Коммунисты во Франции практически сошли с политической сцены, а лидер «революционных студентов» Даниэль Кон-Бендит благополучно досиживает свои дни в Европарламенте.
Он-то в своей революции победил, ага.