ПОЧЕМУ Я ЛЕВАЯ ЛИБЕРАЛКА

ПОЧЕМУ Я ЛЕВАЯ ЛИБЕРАЛКА




В последнее время на волне возрастающего недовольства существующей капиталистической системой производства, со стороны сторонников немедленной социалистической революции все чаще звучат призывы радикализироваться и осудить «левое либеральное болото». Славой Жижек недоумевает: как же так, вся капиталистическая система в говне, а люди в таком разнобое и не меняют систему – а просто хотят немножечко поднять налоги для богатых. А я постоянно думаю о плановой экономике, как главной альтернативе капитализма, за которую мы вроде как все, в конечном счете, должны бороться. И она мне ужасно не нравится.

Не потому, что  мне нравится капитализм, или я не вижу его угроз, или мне так комфортно при нем живется. А потому что я жила при плановой экономике и точно знаю, что она страдает многими из тех недостатков, в которых обвиняют капитализм: растратна и неэффективна в использовании ресурсов, гнобит новое и альтернативное, куча личного времени уходит на обеспечение потребления, а вовсе не на творчество. И мне видится, что это вовсе не недостатки той конкретной плановой экономики, которая была при советах, кимирсенах и фиделях, а что это вещи, которые логично вытекают из самого принципа планирования, когда невозможно на централизованном уровне учесть и предусмотреть все, что будет происходить в каждой индивидуальной ячейке. Вернее возможно, но это что-то из области тотального цифрового контроля, который мне тоже не освещает путь.

Кроме того, нет убедительных ответов о том, как при плановой экономике возможна демократия. Те примеры, которые мы имеем, показывают, что самый простой и удобный ответ на вопрос, кто именно решает, каким будет план, и кто будет отслеживать его выполнение, и кто заткнет все те многочисленные голоса, которые считают, что план должен быть другим – авторитаризм. Все остальное про принятия демократичных решений рабочим классом остается на уровне пустых деклараций.

Есть еще и такое соображение. Верно, что при капитализме человек становится одномерным, когда абсолютно все становится предметом торга. Но вместе с тем, если мы просто отрезаем от человека такие измерения как собственность, конкуренцию, предпринимательство, то мы разве тоже не делаем его одномерным?

Анархисты, которые видят ответ на эти вопросы в низовом планировании, не составляют себе труда промыслить и описать, как именно такое планирование возможно, как будут ставиться и достигаться глобальные цели, и какие механизмы будут гарантировать то, что политическая власть не будет вновь отчуждена у большинства. Опять-таки, исторические примеры анархизма на наших просторах показывают, что это очень нестабильная и противоречивая по своей внутренней сущности система.

А мое отношение к революции определяется следующим соображением:

Если для того, чтобы одну фигню (капитализм) заменить другой фигней (плановая экономика как мы ее знаем), обязательно нужна еще и кровища в огромных количествах, то зачем это нужно? Поэтому я абсолютно трезво и сознательно, при взвешивании всех за и против, присоединяюсь к тем, кто просто хочет поднять налоги для богатых и сделать властные системы принятия решений прозрачными.  

05.11.2011
Катерина Максименко
https://liva.com.ua/liberal-left.html

ПОЧЕМУ Я НЕ «ЛЕВЫЙ ЛИБЕРАЛ»?


И давайте спросим себя: сводится ли демократия к политическим свободам?
Не является ли в социалистических странах её вынужденной заменой демократия
экономическая – то есть, всё более широкий доступ людей ко всему,
созданному обществом?



Поражает в тексте Катерины Максименко только то, что всё это уже тысячу раз было левым сказано. Начиная с горбачевской «перестройки» только это им и говорится – чтобы они образумились и не мечтали больше ни о какой «кровище» – а они всё равно о ней мечтают, как прирожденные вампиры. И нужно, видимо, говорить им всё тоже самое ещё очень много раз.

Кратко перечислю свои, столь же не оригинальные возражения.

Сначала про план. При росте возможностей вычислений, моделирования и вообще при всё более реальном искусственном интеллекте, планирование становится всё более эффективным. Так что «той» плановой экономики, при которой вы жили, не будет второй раз точно – даже если бы кому-то этого и захотелось. Общество вообще меняется качественно, на уровне отношений, а не только на уровне потребления товаров.  Вот, например Вассерман рассчитал недавно, что при ныне достигнутом уровне вычислений социализм как экономически эффективная система стал наконец возможным. Я не знаю, насколько можно верить Вассерману по конкретной дате, но сам ход его мысли мне представляется правильным.

Одна из главных черт прогресса, развития общества, это именно рост способности к планированию, всё более точный и всё более реалистичный план того, чем мы будем заниматься и какие результаты это нам даст. И кстати, кто сказал, что мы выбираем между «полезным хаосом» и «вредным планом»? ТНК и международные финансовые институты всё очень жестко планируют наперед – посмотрите, как давят несчастных греков за то, что те не выполнили капиталистический план, как давили ирландцев за то, что те отказались окончательно присоединяться к европейской экономике, ибо не были согласны с тамошним «планом»? Никакого «свободного рынка» нет и никогда не существовало, это чистая идеология – то есть ложь, выгодная 1% сверхбогачей.

Уровень планирования экономики при капитализме вполне сопоставим с советским – разница только в том, кем и в чьих интересах планируется производство и потребление. И вот тут сразу включается личный, классовый момент. Каждый спрашивает себя: чей план я выбираю? Что потеряю и приобрету я и близкие мне люди? Человек, которому есть что терять, который так или иначе «в доле», всегда будет называть план правящего класса «свободным рынком» – который сам всё регулирует и обеспечивает демократию. Он даже будет считать, что сначала (как при Пиночете) нужна максимальная классовая доминация   1% над 99%. А уж потом, когда эта цель на всех уровнях достигнута, можно позволить себе и «демократию» – то есть, имитационный спектакль, который никак не может изменить экономическую реальность «свободного рынка». Когда все заборы расставлены, на них разрешают клеить любые предвыборные плакаты.  «Политика отдельно, а экономика отдельно» – это самая вредная буржуазная ложь.  В этом смысле я, как человек с зарплатой в 15 тысяч рублей, не имеющий ценных бумаг, процентного счета, сдаваемой квартиры или каких-то ещё способов «соучаствовать в прибылях», не чувствую, что потеряю что-то, если мы попробуем плановую экономику в интересах большинства (а не меньшинства, как сейчас). Граница проходит именно здесь – большинству это было бы выгодно, кому-то не очень, а кому-то «очень не». Важно, к кому мы себя причисляем, с кем ассоциируем, чей экономический план нам ближе? У людей не может быть одного мнения на этот счет, потому что одни являются деклассированными элементами, другие – постоянными наемными работниками (часто и зря ассоциирующими свои интересы с интересами своего нанимателя), третьи – мелкими собственниками, четвертые – крупными и т.п.  Каждый, рефлексируя, выбирает «лучшую» модель для своей группы, а не «лучшую вообще для всех людей в нашей стране».  Екатерина, насколько я понял, считает, что от перехода к капитализму «при всех его проблемах» она скорее выиграла. А я себя отношу к тем, кто от этого перехода «при всех его свободах» скорее проиграл.

Теперь о демократии. Ничего нельзя понять без исторической ситуации возникновения. Почему так получается, что революции, совершаемые левыми, дают людям запредельный эйфорический уровень свободы (то есть возможности распоряжаться своей жизнью) – но очень быстро эта свобода свертывается, купируется и начинает таять? Откуда у левых такая патологическая нетерпимость к свободе высказываний, собраний, образа жизни и т.п.? На мой взгляд, плановая экономика тут абсолютно не причем. При  плановой социалистической  экономике человека лишают только одной свободы – жить за счет других, использовать наемный труд, распоряжаться и владеть средствами производства (не путать с личной собственностью, сферой «прайвеси»). Ограничение демократии и элементы авторитаризма у победивших левых, на мой взгляд, всегда появляются по совершенно другой причине, имя которой «враждебное окружение». Если страна, в которой победила революция, окружена враждебными странами, которые ведут против неё экономическую, политическую, а иногда и прямую войну, создают пятую колонну, поддерживают всех, кто против революции, вводят удушающие санкции, то внутри такой страны политическая демократия становится практически невозможной – хотя степени её ограничения обсуждаемы.

Именно поэтому демократия не расцвела ни в Советском Союзе, ни на Кубе. Чавес в Венесуэле много лет гарантировал полнейшую свободу прессы и не трогал телеканалы, которые ежедневно рассказывали о том, что он – «умалишенный» и «опасный» (это дословно), что не позволил бы ни один «демократический» президент в других странах мира. Он пошел на незначительные ограничения свободы прессы только после того, как США, опираясь на эту самую «прессу» устроили против него государственный переворот. В вопросе о политической демократии я скорее согласен с троцкистами – она по-настоящему возможна в социалистическом обществе, только если революция приобретает международный глобальный характер и враждебное окружение на карте перестает быть для такой революции угрожающим фактором. Если побеждающий социализм сильнее отступающего капитализма, то никаких причин ограничивать свободу личности внутри социализма не появится.

И давайте спросим себя: сводится ли демократия к политическим свободам? Не является ли в социалистических странах её вынужденной заменой демократия экономическая – то есть, всё более широкий доступ людей ко всему, созданному обществом? Я помню московские автобусы моего детства, в которых на стеклах было написано «Совесть – лучший контролер!» – и каждый сам решал, бросать ли пятачок. Сегодня на входе в автобус стоит турникет. Так выглядит «демократия»? По-моему, с экономической точки зрения, советский автобус демократичнее. Отсутствие бездомных и безработных, конечно, не отменяло запрета на рок-музыку и многопартийность. Но даже не знаю, что выбрало бы большинство людей, предложи им кто-нибудь выбор между политической демократией и экономическими гарантиями? А ведь выбор большинства это и есть основа «демократии». Или нет?  Да, советское чиновничество превращалось в отчужденное сословие и доходило до паранойи – но у этой, самой отвратительной стороны советской системы были объективные исторические причины, и по-другому тогда быть не могло.  В следующий раз будет иначе – просто потому что прошло почти сто лет и люди за этот век сильно изменились. Я не верю, что «демократия» это реальность там, где возможности 1% настолько отличаются от возможностей 99%. «Демократия» никак не контролирует капитал, а капитал контролирует всё. Поэтому я готов рискнуть и пожертвовать такой спектакулярной демократией.  

Дальше по тексту: «собственность» никто у вас «отрезать» не собирается, если это не собственность на средства производства – то есть, на заводы, газеты и пароходы, обслуживаемые другими людьми. Не имея с самого раннего детства личного пространства и собственных вещей, человек вообще не может творчески развиваться и осознавать свою уникальность. И это никак не мешает социализму и его «плану».

«Конкуренцию» запрещать незачем – если это конкуренция в спорте, науке, творчестве, любви или педагогике. Аморальна только рыночная конкуренция капиталов – то есть, сгустков чужого, присвоенного через эксплуатацию, труда. И вот этой конкуренции как раз не может быть в по-настоящему культурном, гуманном, свободном и демократическом обществе.  

«Предпринимательство»? Я не знаю что такое. Всё зависит от того, что именно вы собираетесь предпринимать? Обычно под этим словом прячут организованную кражу чужого труда и коллективной энергии ради личного успеха организаторов этой кражи на рынке. Мне кажется, что мир без такого «предпринимательства» задышал бы полной грудью – и выражение лиц большинства людей стало бы гораздо более счастливым, осмысленным и гордым.                      

Что до «низового» планирования и местной самоорганизации людей, то оно будет логично включено в систему как нижний этаж социалистической демократии. В советской системе этому мешала злокачественная бюрократизация, а откуда она взялась – см. выше.

Теперь о самом волнующем. О «кровище», то есть. На эту тему есть блестящая статья Троцкого – «Их мораль и наша» – и всё же я скажу и от себя.  Неужели вы не видите, что «кровища» при капитализме льется буквально каждый день? От империалистических войн до бандитских разборок. От бомбежек третьего мира до поножовщины за контроль над овощным рынком в Подмосковье.  Давайте всё сведем к простейшему корню: в наше время люди гибнут в муках каждый день потому, что собственники делят собственность.  Это происходит на всех уровнях, от геополитических до бытовых – потому что не остается уровней, свободных от капиталистической конкуренции. Почему вы выбираете эту, ежедневную «кровищу» как допустимую, вместо той, которая «вдруг может случиться» во время революции? Чем эта реальная кровь «приемлемее» для вас той, возможной? В чем вы её измеряете, чтобы быть уверенной точно, что без революции крови больше, чем с революцией?

Теперь следующий шаг: кто начинает лить кровь во время революции? Страшные большевики, помешанные на идее убить всех с ними не согласных?  Октябрьская революция 17-го года была фактически бескровной. Сколько погибло при штурме Зимнего и «оккупации» Петрограда? Власть перешла к Съезду Советов мирным путем. Кто же начал лить кровь, когда и почему заработала мясорубка? Когда на границах России высадился иностранный десант Антанты и когда была сформирована белая армия для борьбы против Советов. «Кровища», которая вас так пугает, пролилась тогда, когда собственник не захотел расставаться с собственностью и его по всему миру поддержали такие же собственники, шокированные коммунистическим обобществлением и испуганные перспективой распространения этой практики. «Кровища» была нужна в этой классовой войне тому, кто хотел, чтобы на него и дальше завтра ишачили тысячи людей с легко управляемым сознанием.  Буржуазию устраивала любая «кровища», чтобы вернуть «своё». Они начали гражданскую войну и интервенцию. В этих условиях «кровищу» лили уже все стороны и ни с чем не считаясь – потому что речь шла о рождении или об отмене нового мира для новых людей.

Я никогда не соглашусь с тем, что «любая кровь одного цвета». Этот фарисейский «гуманизм» аморален и является пассивной поддержкой существующей власти вместе со всей её мерзостью. Кто-то готов признать, что кровь казненного нацистского преступника и кровь тех, кого он уничтожал в концлагерях «одного цвета»? Нет? Значит, всё-таки цвета бывают разными? Для меня есть кровь, которая делает мир справедливее и есть кровь, которая капает банкиру на счёт. Если мы признаем что это одна и та же, равно нежелательная, жидкость, тогда мы превратимся в попов, которые «осуждают грех». Многого ли добились попы в своей борьбе с грехом за две тысячи лет своих сладких проповедей? И на чьей всегда попы стороне?

Я не садист – и, кстати, принципиальный противник смертной казни за любые преступления. И всё же мне кажется, что те, кто говорят про «один цвет» и «одно насилие» не могут так по-настоящему думать, а просто любят так красиво говорить.

И, наконец, по самой последней строке: «поднять налоги для богатых и сделать властные системы принятия решений прозрачными».  Вот тут я полностью согласен. Это действительно лучше, чем ничего. Мало кто (из 99%) вообще будет против такого правильного требования. У меня есть только один марксистский вопрос: кто и почему станет это делать? Предлагается воздействовать на богатых и чиновников с помощью гипноза или женских чар? Молиться об этом у икон? Или выбирать в парламент более «совестливых» и «честных» людей – понимая, что от их личной честности ничего не может зависеть там, где речь идет о коллективном интересе победившего класса и о государственном аппарате, обеспечивающем господство этого класса? Каков у «левых либералов» механизм реализации столь правильного требования? Те из них, кто мне известен, обычно ссылаются на то, что подобная система «уже была» – и значит она «вновь возможна». Демократия позволяет это сделать. Лучше всего для такого примера подходят «социальные государства» Европы тридцатилетней давности. Уровень неравенства действительно был там ниже – да и многие социальные гарантии реализовывались лучше, чем сейчас. Но вот только «демократия» тут абсолютно не причем. У появления этого «социального» или «смягченного» капитализма есть конкретные причины. Это, прежде всего, конкуренция двух систем. Буржуазия была готова идти на уступки своим (боровшимся за это) гражданам потому что её заставлял отступать страх перед красной Москвой, перед красным Пекином, перед красной Гаваной. Третий мир активно переходил под красный флаг – и вчерашние метрополии чувствовали себя в осаде. Мировой коммунизм нужно было остановить любой ценой. Поэтому и возникло «социальное государство». Чтобы спасти капитализм, нужно было делиться и уступать бунтовавшим массам. Эту простую мысль понимали тогда почти все представители правящего класса, дискуссия шла лишь о размере и темпах уступок. И этот прогрессивный процесс шел вплоть до начала 80-х годов прошлого века. Нужно ли объяснять, почему историческая граница проходит именно здесь? Есть и вторичные причины появления «социального капитализма» – эта система на тот момент ещё не исчерпала своего прогрессивного потенциала полностью – но их объяснение очень удлинит мой текст, и если нужно, я дам ссылки на научные работы.

«Левый либерализм» ничем не плох – кроме того, что он попросту сегодня не реализуем. Он предполагает, что внутри системы есть игрок, который её изменит. Но капитализм пережил свой «золотой век» тридцать лет назад. И для возвращения туда у него нет ни внешних, ни внутренних причин. То, что осталось от его былой «социальности» сворачивается вот уже более десяти лет западными правительствами любого политического цвета – и система становится всё менее справедливой. «Кризис» является идеальным оправданием для такого сворачивания «прежних прав».  Новым субъектом «перетягивания каната» могли бы стать в Европе последовательные левые и профсоюзы – но и те и другие недостаточно сильны. А в России и на Украине нет даже таких, сопоставимых с европейскими, «системных» левых и рабочих организаций.  

Сегодня изменить нашу общую судьбу может только антисистемная, свободная от иллюзий, не верящая ни в какие реформы и «справедливые налоги» сила. Пока она не появится, перемен к лучшему не будет. Пока мы не создадим её, наши надежды на «большую социальность» системы останутся чем-то вроде религии – набором пожеланий и упований. В конце концов, даже если вы действительно верите в «левый либерализм» и хорошие реформы, вам всё равно стоит прикинуться революционеркой. Ну, хотя бы для того, чтобы немного испугать власть. Простейшая тактика намеренно завышенных целей.  А там, я уверен, что вам понравится – и уже не захочется выходить из этого состояния.    

06.11.2011
Олексій Цвєтков
https://liva.com.ua/contr-liberal.html

ПОЧЕМУ Я ЛЕВЫЙ ЛИБЕРАЛ. ВЗГЛЯД ИЗ БЕЛАРУСИ



Если верить Алексею Цветкову, то в левые либералы идёт тот, кто от перехода к капитализму «скорее выиграл». Сложно сказать, насколько верно это правило, но я отношусь к исключению из него.

Неправда ваша

Когда-то Алексей, рассуждая о своём месте в новой эпохе, говорил не про низкую (по московским меркам) зарплату, а про «overqualification». В том смысле, что он перерос капитализм, ему в нём уже не интересно, хотя ничего не стоит быть успешным участником рыночного соревнования. Ничем подобным я похвастаться не могу, являясь типичным «невписавшимся».
Опыта взрослой жизни при реальном социализме у меня нет, и всё-таки можно предположить, что мне было бы комфортней в условиях неконкурентного советского общества. Рыночных добродетелей я напрочь лишен. Приспосабливаться к меняющейся конъюнктуре, проявлять инициативу, быть находчивым и расторопным в мире экономических отношений не умею и не люблю. Поэтому существование в условиях рынка – источник постоянного стресса для меня.
Я бы предпочёл «протирать штаны» и «гонять чаи» в каком-нибудь советском учреждении культуры или науки. А ещё лучше ездить в этнографические экспедиции, изучать фольклор чабанов. Но не судьба.
Что же могло толкнуть меня на скользкую дорожку умеренной социал-демократии, если не материальные выгоды капитализма?

Большевик как ролевик

Каждый из нас живёт в определённой ситуации, изнутри которой и говорит. Я говорю из Беларуси, страны, доказавшей на своем примере две вещи: а) возможность в наше время в наших широтах некоего приблизительного подобия социального государства западно-европейского типа; б) пагубность диктатуры, опирающейся на пассивность масс: вчера она своей мощью поддерживала систему социальных гарантий и обязательств, а сегодня с тем же напором производит их демонтаж без какого-либо противодействия со стороны народонаселения. Вдобавок легко и непринуждённо собирая самый высокий на постсоветском пространстве инфляционный налог, который, как известно, платят наименее защищённые граждане, приравняв последних к американским миллиардерам. Кивают, как и учит Алексей Цветков, на «враждебное окружение». Всё оно, подлое, виновато.
К слову, занятный у него выходит парадокс с этим самым «враждебным окружением»: почему-то под его (соцлагеря) давлением  капстраны во всех отношениях демократизируются, а социалистические (под давлением капстран) – ровно наоборот. Хм, хм.
Не буду спорить о возможности революционного построения социалистического общества силами просвещённого авангарда где бы то ни было ещё, но в отдельно взятой Беларуси это совершенно точно невозможно.
Ортодоксальный большевизм, пропагандируемый Алексеем Цветковым, возможен в моей стране только в форме ролевой игры. Стать здесь большевиком – значит принять позу д'Артаньяна, презрительно отзываться о любых телодвижениях буржуазно-демократического лагеря, эпатируя в своём блоге не слишком многочисленную публику, а по факту просто устраниться от социально-политических процессов. Реальная деятельность в стиле РСДРП(б) грозит даже более жёсткими репрессиями, чем в царской России. При этом она встретит куда меньшее понимание со стороны трудящихся масс. Потому никто ей и не думает всерьез заниматься.

Что делать?

Совет тов. Цветкова «прикинуться революционером... чтобы немного испугать власть» звучит звонко и даже может показаться дельным – но как он себе это представляет на практике? Как только такая игра покинет задворки интернета, куда не проникает всевидящее око политического надзора, власть, которая шуток не понимает, отнесётся к ней со всей серьёзностью. И последствия незамедлительно последуют.
Единственный выход в белорусских реалиях – влиться в более или менее густую буржуазно-демократическую толпу, действующую на относительно легальных правах. Способствовать устранению диктатуры, необходимость чего объективно назрела. И по мере сил влиять на то, чтобы перемены происходили в социал-демократическом, а не социал-дарвинистском русле.
Это, как говорится, чисто конкретно и на злобу дня. Теперь несколько слов о вообще.    
Без политической демократии невозможна экономическая
Архиверно замечает тов. Цветков, что демократия не сводится и не должна сводиться только к политическим свободам. Затем он делает предположение, что «в социалистических странах её вынужденной заменой является демократия экономическая – то есть, всё более широкий доступ людей ко всему, созданному обществом».  
Беда в том, что «теоретично це кобила, а практично не везе». В действительности, если граждане лишены рычагов настоящего управления обществом (политической демократии), не будет и демократии экономической. Алексей с умилением вспоминает надпись в московских автобусах «Совесть – лучший контролер!», но скромно умалчивает о таких атрибутах реального социализма как «распределители», «спецпайки», «наборы» для привилегированного класса и «дефицит», «достали по знакомству», «из-под прилавка», «с чёрного хода» - для всех остальных, да и то не всех, а  ушлых и расторопных.
Когда спецпайков показалось недостаточно, надоело хранить золото и драгоценности в зарытых бочках, а «Мерседесы» в степных кошарах (реальный факт из жизни первого секретаря Чардарьинского райкома партии Бекжанова), в тягость стало соблюдать моральный кодекс члена КПСС, советская номенклатура легко и непринуждённо демонтировала СССР, конвертировав свою власть в собственность. Что рано или поздно было неизбежным.
Простые граждане и глазом не успели моргнуть, как «народной собственности» и след простыл. Лёгкость, с которой это произошло, означает, что советские граждане были лишены не только политической демократии, но и демократии экономической. Всё, что называлось в СССР «народной собственностью», на деле принадлежало правящей верхушке. Она ей и распорядилась.    

Неужели не очевидно?

На мой взгляд, запущен этот процесс оказался тогда, когда была сделана ставка на силовое внедрение коммунизма сверху, с опорой на «просвещённый авангард». Главным образом именно это, а вовсе не враждебное окружение, обусловило и пролитые реки крови, и установление максимально диктаторского режима, и безраздельную монополию правящей партии, в конце концов превратившуюся в паразитический класс.
Если «просвещённый авангард» перерождается в новое дворянство, то из «пролетарского принуждения во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью» как «метода выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи» (Н.И. Бухарин) возникает послушный, запуганный и беспомощный народ. Ещё в большей степени отчуждённый от им же созданного материального мира.
Поэтому ставку следует делать не на «кровищу», а на эволюционную выработку демократических инстинктов и навыков. Постепенно усиливая давление на буржуазно-демократическое правительство. Способное, как явствует из текста тов. Цветкова, под давлением смягчаться и гуманизироваться. В отличие от социалистической диктатуры, которая под давлением ожесточается, костенеет и деградирует.

11.11.2011
Дмитро Галко
https://liva.com.ua/left-liberal-belarus.html

«НЕ БУДЬ СКОТАМ» У ЛУКАШЕНКО! БУДЬ СКОТОМ У БУРЖУЕВ?


Что же касается белорусских левых либералов,
извлекать уроки из прошлого они не хотят


Любопытные вещи я читаю у Дмитро Галко, который наконец-то довольно честно излагает кредо белорусских «левых».
Во-первых, интересен тезис, что на буржуазную демократию влиять якобы можно, а на социалистическую диктатуру влиять нельзя. Позвольте возразить. Влиять можно на любую политическую систему. Главное чтобы были классы и институты способные осуществлять это влияние. С конца XIX века на капиталистическую систему влияло организованное рабочее движение, а затем и СССР с его пропагандой и десятками танковых дивизий готовых двинутся к Ла-Маншу. В результате этого влияния, западная буржуазная демократия в немногих государствах Европы и Северной Америки приняла тот облик, который некоторые так любят. До этого она больше напоминала самые негативные аспекты политической системы на родине автора статьи.

После того, как СССР приказал долго жить, а массовое рабочее движение сошло на нет, в результате деградаций рабочих партий, разгрома профсоюзов и проведения деиндустриализации, буржуазная демократия как-то сразу перестала поддаваться давлению. «Вы можете вертеться как пропеллеры» – сказал как то покойный Ицхак Рабин правым демонстрантам. Те же слова повторяют чиновники и капиталисты Греции, Италии, Франции, Португалии, Англии, обращаясь к протестующим рабочим, студентам, служащим. Более того, сегодня во всех развитых капиталистических странах наблюдается беспрецедентное наступление на социальные , политические и экономические свободы пролетариата. Короткий «золотой век» буржуазной демократии начавшийся в 1968 году подходит к концу, но в медвежьих углах Европы до сих пор находятся те, кто с опозданием борется за его идеалы.

Между тем, давление на власть можно было не без успеха оказывать и в Советской России. В 1921 году крестьянство «протолкнуло» переход к НЭПу. На рубеже 50-60-х годов прошлого века волна выступлений пролетариата привела к построению советской модели социального государства «всеобщего благоденствия». Давление бюрократии и интеллигенции было одним из факторов «перестройки» 90-х. Один историкдовольно точно сказал, что вся история СССР, это цепочка компромиссов – с крестьянством, интеллигенцией, церковью, национальными меньшинствами и т.д.

Второй интересный тезис, заключается в том, что в буржуазном обществе якобы «эволюционно вырабатываются демократические инстинкты и навыки» – в то время как советская модель создает «послушный, запуганный и беспомощный народ». Напомню, что изначально буржуазные республики не были настроены «вырабатывать демократические инстинкты», а вводили жесткие избирательные цензы, чтобы держать «быдло» в узде. Лишь в результате долгой борьбы рабочих, буржуазные олигархии стали буржуазными демократиями. Современные буржуазные режимы меньше всего хотят развивать демократию. Напротив, они хотят превратить граждан в потребителей, которые будут ходить в супермакеты, как свиньи к корыту. А политику предлагается доверить «профессиональным» политикам и экономистам, которые конечно лучше знают, как жить.

Действительно ли советская система создавала «запуганный и беспомощный народ»? Позвольте в этом усомнится. Она открыла народу путь к образованию. Она создавала общественные, культурные, образовательные и спортивные организации, куда были вовлечены сотни тысяч людей. Она привлекала людей к управлению государством. Советская система, в первые десятилетия своего существования активно формировало советское гражданское общество.

Разумеется, она хотела, чтобы это гражданское общество было лояльно системе. Открою вам секрет – буржуазное государство хочет от своего гражданского общества того же самого.

Скажу еще больше, советский опыт построения гражданского общества был во многом успешен. Именное поколение воспитанное в гражданском духе, выиграло Вторую мировую войну. Именно оно в 90-е годы пошло на демонстрации и митинги, против полицейских дубинок защищать свою родину – СССР.

Разговоры о привилегиях и насилии не заслуживают серьезного внимания. Дмитро сводит все к злой воле большевиков, силой гнавших народ в коммунизм. Между тем, буржуйские погромы и экспроприация помещиков начались в России еще до Октября 1917 года. Война, невежество, насилие правящих классов породили ответное насилие. Недаром самые жестокие революционные режимы в России, Китае, Камбодже возникли на руинах порожденных войной, варварством и отсталостью. Отсталость породила и привилегии – элементарные предметы, без которых невозможно осуществление руководства страной – телефон, автомобиль, стали предметами роскоши, доступные немногим избранным. Впрочем, не режимам, чьи лидеры блаженствуют в виллах и замках, за высокими заборами, держат в гаражах табуны «Лексусов» и «Мерседесов», перемещаются в пространстве «VIP-only!» стоит обличать советские привилегии.

Наконец – самый непонятный для меня момент в колонке Галко. Почему мы, коммунисты, должны копировать покойный СССР – и, в частности, имевшие место в этой стране недостатки? Разве мы не способны извлечь уроки из ошибок прошлого? Разве мы не можем создать систему, обеспечивающую экономическую эмансипацию пролетариата и его политическую свободу? Именно за такую систему мы должны бороться –за систему в которой политическая свобода, прямая демократия или советские структуры, сочетаются с контролем трудящихся над средствами производства.

Что же касается белорусских левых либералов, извлекать уроки из прошлого они не хотят. Они игнорируют печальный опыт анархистов и «неавторитарных левых», выступавших в качестве «пехоты» в контрреволюциях 90-х и цветных «революциях» 2000-х, а затем выброшенных на мусорную свалку истории. Они не видят, что либеральная деиндустриализация ведет к исчезновению тех людей, кого они призваны защищать – пролетариата. Они не понимают, что новые режимы ведут не к «демократизации», а к росту фашистских настроений. Ибо за кого еще будут голосовать бывшие рабочие, а ныне люмпены, как не за коричневых? Разве не ультраправым отдает голоса тунеядствующие паразиты из числа офисного планктона? Может быть лучше все-таки пойти по тернистому пути большевиков – чем потом очень сильно стыдится?

Подумайте над этим, мои квазилевые друзья. Пишу это не из симпатий к вам, а из солидарности с пролетариатом прекрасной страны Беларусь.

12.11.2011
Артем Кирпиченок
https://liva.com.ua/ne-byts-skotam.html