От чего горе-то? или Синдром Чацкого

У "Горя от ума" очередной юбилей - 175 лет назад, 27 ноября 1831 года, пьесу впервые показали в Москве от начала до конца, хоть и с купюрами. Фамусова играл Михаил Щепкин, Чацкого - Павел Мочалов. Само по себе горе от ума началось на просторах нашего отечества не в 1831-м и даже не в 1824-м, когда дипломат Грибоедов разрешился от бремени драмой. Но именно с того момента Россия узнала, как это называется. Определились с формулировкой, закрепили ее для будущих поколений и замордовали generation next сочинениями на тему "Образ Софьи...".
Бросим дела 175-летней давности. Для нас гораздо интереснее, что в последнее время "Горе от ума" на русской (во всяком случае, на московской) сцене ставить практически прекратили. Последний заметный спектакль принадлежит режиссеру Женовачу, прописан в афише все того же Малого и датируется 2000 годом. Последний шумный интерес к "Горю от ума" (да простит меня Сергей Женовач) случился вообще в 1998-м — благодаря стараниям Олега Меньшикова. Публика тогда страстно выискивала злободневные намеки и разгадывала политические аллюзии, которые не то были в спектакле, не то рождались в голове смотрящего — сейчас уже трудно сказать с уверенностью. Помню, в Меньшикове—Чацком упорно хотели видеть Явлинского, а Игорь Охлупин — Фамусов действительно смахивал на Ельцина. В собственной рецензии читаю: "Реплику "А, впрочем, он дойдет до степеней известных: ведь нынче любят бессловесных" зал встретил оглушительным хохотом". Над кем смеялись, сегодня, хоть убей, не припомню. Неужели?.. О, Господи!
Потеря интереса к "Горю от ума" может трактоваться как безусловная победа глупости и подлости во всех сферах нашей жизни. Это удобное объяснение — совершенно в духе Александра Андреевича Чацкого. Кто меня не любит, тот дурак. Осмелюсь высказать личное мнение: любить Александра Андреевича не за что. При самом гуманистическом подходе его можно разве что пожалеть. Эгоцентрик. Зануда. Дурно воспитан. В венах не кровь, а желчь. И все это — в двадцать с копейками лет. Что же дальше-то будет?
Попробуйте прочитать пьесу как будто в первый раз. Прикиньте на себя. Вообразите: к вам в дом без приглашения вваливается приятель, чье отсутствие вы спокойно переносили целых три года, и с порога заводит: "Ну что, твой папаша все такой же идиот? А дядя твой случайно не помер? А тетя все молодится, как последняя дура? И тот, кем он тебе приходится — троюродным, что ли? — все еще на свободе? По нему давно психушка плакала..." На вашу естественную реакцию — вытолкать нахала взашей — приятель искренне недоумевает: "Что ты, что ты, я же не со зла! Так, для поддержания разговора..." Грибоедов писал о своем герое: "Его насмешки не язвительны, покуда его не взбесить". Ну спасибо! Ну одолжили! То есть можно надеяться, что человек не станет направо и налево глушить дураков канделябрами. Если, конечно, они не доведут эту тонкую ранимую натуру до крайности. Но тогда не взыщите — сами виноваты.
Никто не требует от Чацкого абхазского почитания старших, однако Фамусов его, сироту, взял в дом, вырастил, и не устраивать в этом доме скандала, не хамить гостям — вот наименьшая благодарность, которую старый дурак, безусловно, заслужил. А то Фамусову: "Вы ничего не понимаете, вас надо сбросить с парохода современности", Скалозубу: "Какие же вы, "сапоги", тупые!", другу Платону: "Ну ты и обабился!", графине Хрюминой: "Если выбирать между тобой и портнихой, лучше жениться на портнихе", Репетилову: "Ты что, наконец азбуку выучил?" Автор сильно облегчил Чацкому сценическую жизнь, и впрямь окружив его ходячим маразмом. Не люди — карикатуры. Однако фора Чацкого не спасает. Даже наоборот. Рождается естественный вопрос: умен ли тот, кто вечно спорит с дураками?
Что касаемо романтической линии, воля ваша, любовника глупее Чацкого в мировой литературе нет. Девушка целый день от него бегает. Еле отвечает. Захлопывает перед носом дверь. К вечеру он в претензии: "Зачем мне прямо не сказали?" То есть: "Зачем не послали меня по известному адресу? Без этого я не догоняю..." Что могло быть у Чацкого три года назад с 14-летней Софьей, гадать не будем. Умолчим из скромности. Говорят, в начале XIX века все развивались не по летам. Первый всплеск акселерации в России.
Чацкий любит. Конечно, любит. Одного человека на свете. Себя. "Горе от ума" — это история перманентной ревности. То к Скалозубу и Молчалину — наш возвращенец не знает, кого из них предпочла Софья, чувствует только, что сам на обочине. Потом — к несчастному французику из Бордо. Это какие же надо вырастить в себе комплексы, чтобы по поводу столь ничтожного существа произнести целую обличительную тираду. Да еще на балу. Пропаганда в танцзале — на такое и Анпилов вряд ли способен...
В 1825 году Вяземский писал ссыльному Пушкину в Михайловское: "Уж довольно ты был в раздражительности, и довольно искр вспыхнуло от этих электрических потрясений. Отдохни. Душа должна быть тверда, но нехорошо ей щетиниться при каждой встрече. Смотри, чтобы твоя не глядела в поросята". Пушкин с горечью отвечал: "Ты вбил в голову, что я объедаюсь гонением. Ох, душа моя, — меня тошнит... но предлагаемое да едят". Будем справедливы: даже здесь две правды, и в словах Вяземского есть свой резон, и, беспокоясь о нраве Пушкина, друзья — сознательно или не очень — пытались продлить ему жизнь. А Чацкий все-таки — не Пушкин. И не Чаадаев, которого в 1836-м официально объявили сумасшедшим. Боярская шуба, борода лопатой вряд ли могли служить Чаадаеву идеалом. Зато Чацкий обрушивается на короткие волосы и бритые подбородки со старообрядческим рвением. То же мне, "мой бой с бородой, мой бедный Карла Маркс"...
Чацкий никогда не был народным героем. Про него и анекдотов-то существует, кажется, всего два. Первый — как поручик Ржевский читает заключительный монолог: "Сюда я больше не ездун... Не ездюк... Не ездец...". И второй — тонкое замечание относительно пьесы в целом: "Прочитал "Горе от ума" — не понравилось. Одни цитаты". Действительно, для современного читателя Грибоедов — постмодернист не хуже Сорокина. Все, что у обоих написано, мы уже когда-то слышали. Хотя отдельные крылатые фразы успели поменять смысл на прямо противоположный. Например: "Сам толст, его артисты тощи". Это кто? Правильно — Олег Павлович Табаков. А почему у него артисты тощи? Потому что имеют финансовую возможность посещать спортзал.
Чацкий всегда был героем интеллигенции. И теперь одно из двух: либо интеллигенция в стране закончилась (версия, достойная Чацкого), либо она... поумнела. Поняла, что диссидент — явление не столько социальное, сколько гормональное. Принцу Гамлету нельзя давать власть — он уничтожит все вокруг своей энергией отрицания. Человек, живущий со знаком минус, никогда не поменяет его на плюс. И чтобы достичь блестящих результатов Александра Андреевича ("наплевал всем в глаза и был таков" — по определению автора), большого ума не надо. Всем нам, от природы страдающим "синдромом Чацкого", приходится выдавливать его из организма по капле. Ведь если мы такие умные, почему... В общем, вы знаете, о чем в этой задачке спрашивается.

Елена Ямпольская

Горюшко горькое

Перечитываю "Горе от ума"... Знаете, почему в наши дни все почти однозначно встают на сторону Чацкого, а Молчалин, Фамусов и т.п. кажутся нами смешными и жалкими? Неужто общество так переменилось, неужто сейчас все такие мудрые и смелые?
Нет, конечно, советская идеология (но не быт!) в какой-то степени дала свои плоды. Плюс играет свою роль привычка обывателей "благоразумно" отличать книги от реальности.
Но, пожалуй, главная причина - всего-навсего в том, что с Фамусова и Молчалина уже сдернула маски история. Сейчас никто не помнит, что такое "значиться по архивам", "получить бант", "при трех министрах быть начальником отделения"... Для нас это все - смешная белиберда, к которой невозможно относиться всерьез. И это приравнивает даже самого тупого нашего современника к Чацкому.
К тогдашнему Чацкому. Но не к нынешним. Книга читалась бы совсем иначе, если бы в ней были упомянуты "Газпром", знакомство со Славой Зайцевым и Виктором Зубковым, пост полномочного представителя президента в федеральном округе и прочие вещи, находящиеся на пике актуальности. Тогда Чацкий, увы, казался бы многим нашим современникам малолетним романтическим идиотом (коим он и казался своим современникам).